Ван Гог: Унижение бездарностью

Глядя на то, как маскулинная токсичность Мужского Кино хрипит и угасает под удавкой супергеройских стрингов, остро хочется компенсировать образовавшуюся в душе пустоту новыми смыслами. Прошлое ушло безвозвратно, Титаны Экшена выходят из моды. Даже такой мамонт как дедушка Слай способен сегодня выдавать интенсивный пампинг только на кресле-качалке, а экшен – разве что боксируя с теплой резиновой грелкой. Настоящее удручает, наши взоры обращены в будущее. Возможно, новые формы жанра нам подскажет Искусство, даст ориентиры вечных ценностей, опору на вековую мудрость, явит примеры сильных характеров, волевых персонажей и их драматичных судеб.

Конечно, многие вспомнят аляповатую мазню Сильвестра Сталлоне как лишний повод для сомнений в совместимости богемной Культуры с красотой настоящей Силы.

– Удар! Еще удар! В смысле…  Штрих! Мазок!

Но я им возражу другим примером – посмотрите на неукротимую эмоциональную экспрессию картин Брока Эдуардовича Леснара, выполненных на холсте ринга в волнующем грубом стиле густыми энергичными мазками красок, выдавленных прямо там же из своих соперников как из акриловых тюбиков. Эдакое фактурное импасто вражеским говном, картина «Боль Ужаса»:

Если же говорить про Титанов мольберта и палитры, то биография Art-Culture-селебрити  Винсента Ван Гога, чьи художества по жизни были не менее яркими чем его хитовые огненные подсолнухи – это была однозначная заявка на блокбастер.  К тому же главную роль в фильме  «Ван Гог: на краю бесконечности» сыграл матерый актерище Уильям Дефо, которому в принципе по плечу любой вызов в кино. Хотя, возможно, важнейший профессиональный экзамен ему еще только предстоит – интересно какими красками заиграл бы образ Брока Леснара в его исполнении.

С другой стороны, учитывая, что Уильяму нашему Дефо уже седьмой десяток лет, а Ван Гог в свои 37 уже окончательно отрисовался – это довольно оригинальный подход к материалу. И такая авторская причуда как раз и намекает на своеобразные амбиции режиссера Джулиана Шнабеля, для которого вся эта история с Ван Гогом была лишь формальным поводом для типично арт-хаусного процесса фестивального онанизма. Режиссеру явно была нужна уже готовая, оскаро-каннская харизма и ассоциативный бэкграунд актера, сыгравшего Иисуса Христа и Антихриста. На этом ведь можно успешно паразитировать, делая намеки на сильные образы, созданные совсем другими постановщиками. Навтыкать тут и там персонажей из картин Ван Гога чисто как мебель, весь смысл их существования в кадре – в тех нескольких секундах, когда они замирают в нужных позах, копируя композиции известных картин. Соответственно, как живые люди они бессмысленны и таковыми не ощущаются, режиссеру они для других целей и не нужны. Получается не кино, а какая-то передача «Городок», где Олейников и Стоянов с приклеенными усами и бакенбардами гротескно прикидываются то «поручиком Ржевским», то «Максимом Горьким». То есть неплохо было бы Шнабелю определиться, он вообще режиссер или, может быть, просто гример какой-нибудь? Костюмер?

– Ну как? Похож?!

– Даже больше чем я сам на себя похож!

Учитывая, что развлекать зрителя захватывающей драматичной историей автор сразу не собирался, то смотреть два часа на духовные потуги с крупными планами морщин вокруг глаз и волос на жопе откровенно утомительно. Вместо буйного Ван Гога и его безумств – в кадре щурится на солнышко какой-то абстрактный «дедушка Ленин», ведя с собой и окружающими философские беседы на общие темы. Причем, слишком многое подается откровенно примитивно, в лоб. Идиотская беседа с простолюдинкой про Шекспира –мол, гляньте на это быдло, оно неспособно ценить масштаб таланта. Назойливое тыканье в камеру рваными ботинками и дырявыми носками – мол, нищий гений, одержим лишь Идеей. Интересно, с чего тогда этот вонючий рваный носок художника показали лишь один раз, а в остальных сценах прозябавший всю жизнь непризнанный Веня вполне себе завернут в добротную и даже изысканную одежду?

То есть, в целом, сама привязка персонажа Дефо к личности Ван Гога довольно условная. Опущены все хоть сколько-нибудь яркие, скандальные, шокирующие моменты биографии художника. Которые позволили бы заглянуть его глазами за доступную его гению границу безумия, понять откуда он черпал ту бешеную энергию, которую выплескивал на картины. Да хотя бы ловко наврать и нагло интерпретировать мистические теории и мифы, тараканами которых кишит вся биография Ван Гога.

Ничего нет. Назван в честь умершего во младенчестве старшего брата, на могиле которого Винсент Ван Гог постоянно в детстве видел свое собственное имя? Нет. Патологическая, определяющая распад личности неспособность выстроить хоть какие-то успешные личные отношения с женщинами, связанные с этим психозы и попытки суицидов? Нет. Поиск духовного утешения в общении с проститутками? Нет. Проблески больного разума или же еще более глубокое погружение во тьму во время лечения в дурдоме, где он написал несколько лучших своих работ? Непонятно. Одержимость дружбой с Гогеном, с которым они месяцами жили вместе, побухивая абсент? Да нет, они оказывается просто спорили о толщине своих кистей и особенностях кистевого хвата все это время.

– Рад познакомиться. Гоген. Вот вам моя рука.

– Очень приятно. Ван Гог. Вот вам моё ухо.

Не показан даже знаменитый свирепый рамбл Гоги и Вангоги, где летали стаканы и свистели бритвы. Взята за основу самая беззубая версия, что Веня в психозе сам себе оттяпал ухо, хотя крутой нрав доминировавшего над рыжей размазней Гогена как бы не исключает более брутальных вариантов развязки той таинственной ссоры. Ну и совсем уж по-идиотски выглядит концовка, где психически измотанный травлей коллег, стационарами в дурдоме, алкоголизмом, депрессией и прогрессирующими деменциями Веня якобы не пытался застрелиться, а случайно получил пулю непонятно от кого непонятно за что. Поразительное выхолащивание хоть сколько нибудь по-вангоговски ярких красок из серой палитры режиссера. Что же он снимал то в таком случае?

– Не зли меня, Веня. Отделаю как Пикассо Малевича!

Здесь конечно придется учитывать личностные особенности режиссера «Ван Гога». Дело в том, что Шнабель сам является художником, причем довольно успешным в богемной тусовке. Помимо того, что балуется фестивальной режиссурой, рисует картины и делает скульптурные перфомансы. Думаю, будет понятнее, если привести пару наглядных примеров.

Пример живописи Шнабеля “Без названия” (мое ассоциативное название “Фекальный мазок на советской газете”:

Пример скульптурного перфоманса Шнабеля “Гектор и Ахиллес”:

– Чет не пойму я , Ахиллес, а пятка у тебя где???

Соответственно, в самой режиссуре его привлекает примерно такая же форма самовыражения. Шнабель просто тужится понравится своим коллегам и снять «сильное» фестивальное кино, как он его понимает. Мутная расфокусированная камера, ползающая между актеров на четвереньках. Театральная условность персонажей, которые наговаривают текст не в порядке живого диалога, а в качестве неких пафосных манифестов. Фоном постоянно херачит какое-то классическое пианино, подчеркивая своим надрывом невообразимую духовность картины. Убогие попытки эксцентричных провокаций типа сцены, где Ван Гог и Гоген на природе, обсуждая сегодняшний и завтрашний день художественного искусства, натурально ссут с обрыва на брудершафт. Вот ведь как необычно, да? Какой контраст духовной беседы и низменной физиологии. Это самое «смелое» на что решился беззубый автор-импотент.

 Честно говоря, с фильма просто хотелось уйти. Примерно с середины сильно заскучал по крепкой авторской руке такого мастера художественного образа и ловких интерпретаций как ёбнутый Ларс Фон Триер (почерк которого Шнабель, кстати, явно и безуспешно копирует). Вот старина Ларс плеснул бы харизматичной красочки на забор киноэкрана – были бы и отрезанные уши, и носы, и отпиленные ноги, и запотевшие окна в избушке Гогена с Ван Гогом, картины как шифр к вратам Ада, Веня-Потрошитель, гоняющийся с топором за Умой Турман, и напоминание о том, что Адольф Гитлер тоже был перспективным художником.  Смешно, но Дефо с восторгом рассказывал, что по настоянию Шнабеля потратил месяцы на овладение «вангоговской» техникой живописи, чтобы выглядеть в кадре «убедительным» художником. Мол, это адски важно! Да Ларс бы, как в своей «Нимфоманке», просто приклеил башку Дефо к Зурабу Церетели, тот бы прямо в кадре и подсолнухи на всю стену забацал и еще на бис слепил бы что-нибудь из пластилина!

– Есть у меня еще пара идей… Хотя нет, пожалуй это было бы немного пошло!

Фантазию нужно иметь, Шнабель! Воображение! Творчество должно быть Сильным! Как у Винсента Ван Гога, который клал свои краски на холст мощнейшими свингами и шокирующими суплексами! А не показывать всем стыдливо своего вялого «тарковского», оскорбляя и унижая бездарной ремеслухой Настоящее, блядь, Искусство!